.jpg)
Разве не испытывали чувства сиротства, бездомности Виктор Астафьев, ссыльнопоселенец в Игарке, и заброшенный послевоенной судьбой в Казахстан Евгений Носов, и навсегда потерявший родную деревню, ушедшую с могилами предков на дно рукотворного моря, Валентин Распутин? Тень раннего сиротства, жизни «в людях», без родного очага, коснулась многих писателей, поэтов, певцов. А безотцовщина Шукшина?
Скупые строки воспоминаний — и отпечаток индивидуальной судьбы, и часть того общего, типичного, что определяло общую судьбу поколения, вкусившего горький хлеб военного детства.
Николай Рубцов родился 3 января 1936 года в городке Емецке Архангельской области. Он был пятым ребенком в семье, в шесть лет (в 1942 году) потерял мать, фактически остался без отца и был отдан в детдом в селе Никольском под Тотьмой. Рубцов испытал горечь сиротства и бездомности, пожалуй, в самой полной, трагической мере. О ребяческой детдомовской «обиде» на раннее сиротство он, «подранок» войны, скажет еще сдержанно: «Для нас звучало / Как-то незнакомо, / Нас обижало / Слово «сирота»...» Он даже пошутит как-то детски-трогательно над случайно выскочившим на дорогу испугавшимся зайчишкой, не знающим, «что друзей-то у него после дедушки Мазая не осталось никого...»
С годами это чувство одиночества, тоски по своему, родному человеку, по некрасовскому дедушке Мазаю, а главным образом по матери, обрело почти трагическое звучание. Множество раз Рубцов будет вспоминать — прямо или косвенно — именно безмолвную, все понимающую мать. И если он порой говорил «Ищу простой сердечный быт» — и не находил его вплоть до 33 лет, не имея ни квартиры, ни постоянной прописки,— то имел в виду мать, ее сердце, русский огонек доброты. Можно ли удивляться тому, что после бесконечной смены общежитских коек, после детдома — во время работы на Кировском заводе, работы на тральщике на Балтике, после казарменных «уютов» на Северном флоте, студенческих коек Литературного института — поэт написал предельно искреннее стихотворение о спасительном причале — «Русский огонек».
