Оригинальность поэтического голоса, сочетание «абсолютной естественности и сногсшибательного своенравия» (Н. Мандельштам), неустанное творческое горение, преодоление реальности быта великой силой духа, виртуозное умение напряженно и остро выразить словом радость и боль, всю полноту чувств — вот далеко не полный перечень особенностей ее мастерства. Верно замечал В. Ходасевич: «...Эмоциональный напор у Цветаевой так силен и обилен, что автор едва поспевает за течением этого лирического потока. Цветаева словно так дорожит каждым впечатлением, каждым душевным движением, что главной ее заботой становится — закрепить наибольшее число их в наиболее строгой последовательности, не расценивая, не отделяя важного от второстепенного, ища не художественной, но скорее психологической достоверности. Ее поэзия стремится стать дневником...»
Удивительная способность к пророчеству, порой присущая гениям, позволила Цветаевой уже в юности предсказать участь своего творческого наследия: «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед».
В 1930-е годы она скажет об этих строках: «формула — наперед — всей моей писательской (и человеческой) судьбы».
Действительно, лишь сравнительно недавно ее произведения — а это более 800 лирических стихотворений, 17 поэм, 8 пьес, около 50 прозаических вещей, свыше 1000 писем — стали постепенно приходить к широкому читателю, одновременно с раскрытием ее глубоко трагичного личного пути, о котором Н. Мандельштам в своих воспоминаниях «Вторая книга» писала: «Я не знаю судьбы страшнее, чем у Марины Цветаевой».