В самой солидной и самой распространенной дореволюционной «Истории русской литературы», вышедшей в 1913 году четвертым изданием, сказано, что после статей Белинского «Державин сохраняет за собою только исторический интерес». Но не Белинский виноват в том, что Державин был во второй половине XIX века «разжалован» из поэтов, хотя, действительно, всеобщее охлаждение к Державину произошло после веских слов, сказанных великим критиком. Белинский, относившийся к Державину не так восторженно, как критики-романтики (например, Николай Полевой), и отделявший в его поэзии «художественность» от «риторики», видел значение Державина в том, что он первым в русской поэзии выразил любовь к жизни, к ее чувственным радостям, к ее живописному облику, любовь к русской природе, первым поэтически выразил «русский XVIII век».
Историки литературы конца XIX века вообще перестали заниматься Державиным-поэтом, сосредоточив свое внимание на изучении его биографии и служебной деятельности.
Новое открытие Державина-поэта произошло в XX веке. Его открыли поэты (Брюсов, позднее акмеисты), которые, обновляя поэтические традиции, обратились к XVIII веку и обнаружили в поэзии Державина неисчерпаемый запас поэтических богатств.
Недаром раннего Маяковского не раз сравнивали с Державиным. В 1924 году Ю. Тынянов писал, что «Маяковский возобновил грандиозный образ, где-то утерянный со времен Державина. Как и Державин, он знал, что секрет грандиозного образа не в "высокости", а только в крайности связываемых планов, – высокого и низкого, в том, что в XVIII веке называли "близостью слов неравно высоких", а также "сопряжением далековатых идей"».
Серман И.З. Державин. — Л.: Просвещение, 1967.